Вампир Ричард Кристиан Мэтсон В новой антологии собраны тридцать пять классических и современных историй о вампирах, принадлежащих перу таких известных авторов, как Клайв Баркер, Роберт Блох, Нил Гейман, Тацит Ли, Ким Ньюмен, Кристофер Фаулер, Брайан Ламли и других. Загадочные, жестокие, аристократичные, сексуальные, бесстрастные, как сама смерть, и способные па самую жгучую страсть, – вампиры уже не первое столетие остаются притягательной и модной темой мировой литературы и кинематографа. Исторгнутые извечной тьмой или порожденные человеческими суевериями; исчадия зла или жертвы рокового недуга; звероподобные кровопийцы или утонченные ценители алого вина жизни – вампиры обязательно завладеют если не вашей кровью, то неотступным вниманием. Ричард Кристиан Мэтсон Вампир РИЧАРД КРИСТИАН МЭТСОН Ричард Кристиан Мэтсон – сын ветерана научной фантастики и фэнтези Ричарда Мэтсона. Автор романов и рассказов, он также выступил в качестве сценариста и продюсера более 500 эпизодов телевизионных сериалов, ставших хитами, и стал самым молодым писателем, когда-либо заключавшим контракт с Universal Studios. Дебютный роман Мэтсона «Создано таким-то» («Created Bg») увидел свет в 1993 году и имел огромный успех, а его рассказы и новеллы составили два сборника, «Шрамы и другие особые приметы» («Scars and Other Distinguishing Marks») и «Дистопия» («Dystopia»). Сейчас Мэтсон закончил второй роман и вовсю работает над третьим. Помимо разработки нового реалити-шоу для Fox TV за последнее время Мэтсон написал сценарии для нескольких художественных фильмов, для телевизионного пилотного проекта по заказу Showtime Networks и сценарий для фильма «Хроники Амбера» по циклу Роджера Желязны. Мэтсон продолжает играть в качестве ударника в блюз-роковой группе «Smash-Cut» вместе с Грегом Спектором и Престоном Сторджесом-младшим. В настоящее время группа работает над дебютным альбомом и выступает в клубах Лос-Анджелеса. «Я всю жизнь играю на ударных, – объясняет автор „Вампира". – Как и любая иная форма творчества, ударные очень разнообразны. Однако со временем технику оттачиваешь и оживаешь – начинается наплыв эмоций, вступают глубинные, потаенные ритмы твоего „я". Для новичка ударная установка таит поистине завораживающие чары, его парализует и в то же время прельщает бесконечная широта выбора, и в какой-то момент кажется, что под этой туго натянутой кожей барабанов дремлет самая суть „классности", некая тайна универсальной крутизны, которую способны пробудить только кленовые палочки барабанщика. Но понимание приходит с опытом, и постепенно ты неизбежно постигаешь, что самая потрясающая дробь – та, что не прозвучала. Это мистический эффект, несомненный, хотя и алогичный. Лучшее – всегда то, что ты сыграешь завтра. У меня ушло почти сорок лет на то, чтобы приобщиться к этой тайне, пройти путь от музыкальной гусеницы через куколку к бабочке, и путь этот почти идеально совпал с моим путем писателя, с пониманием того, что самая красноречивая фраза – непроизнесенная. Самые звучные ноты – паузы, умолчания. И это подводит меня к „Вампиру". Исходный набросок, не поверите, занимал двенадцать страниц. Потом я переделал его, понимая, что вещь слишком длинная и изобилует подробностями. Я вновь пустился редактировать текст, временами впадая в немилосердный транс, и вот наконец остался только костяк, самое необходимое, текст, где паузы и умолчания говорят больше слов, поток сознания, бегущий галопом, быстрая дробь – нервное стаккато барабанных палочек. Костяк, лишенный плоти. Хотя ярые критики этого рассказа вряд ли согласятся со мной, но я все-таки скажу: „Вампир" – не стихотворение. Богемным жестом я отмел форму, но не создавал диковинку. Скорее, можно сказать, что „Вампир" оказался достаточно жизнеспособным, чтобы выжить под моим суровым пером. Словом, перед вами каденция, пульс, своего рода соло на ударных – только буквами и на бумаге; соло, двигатель и топливо которого – умолчания, неназванные детали. Иногда отсутствие и есть присутствие». «Вампир» – самый короткий рассказ в этой книге. Но в то же время и один из самых мощных. Ночь. Человек. Дождь. Жажда иль голод – боль. Поиск. По следу. Чутье. Он за рулем. Быстрей. Лужи. Несется авто. Скорость. Еще быстрей. Радиоголос звучит. Новости. Новости. Где? Катастрофа. И кровь. Столкновенье машин. Неподалеку совсем. Маленький городок. Много ли жертв, нет? Лужи блестят, блестят. Жажда. Я стражду. Пить. Скорость прибавить еще. Как. Минуты. Ползут. Лужи. Летит авто. Вот он на месте. Парк. Спрятаться и смотреть. Трупы. Кровь. Это кровь. Черным лаком блестит. Черная при фонарях. Вот зеваки – толпа. Воют сирены вокруг. Ждать. Затаиться и ждать. Ждать и страдать. Терпи. Час. Он сидит и ждет. Два. Сигарета. Боль. Дымом голод унять. Горечью горло набить. Термос. И кофе жжет. Горечь. А кровь солона. И сладковата она… Вкус смерти чужой Его ни с чем не сравнишь. По лбу катится пот. Ждать. Сигарету еще. Испарина и тошнота. Уличные огни. Вой полицейских сирен. «Скорая помощь». Здесь. Блеск у зевак в глазах. Жадный, голодный блеск. Носилки и простыни. Красное белым закрыть. Плоть. Истерзана плоть. Смерть. Мурашки. Озноб. Так, тики-так. Ждать. Час. И два. Или три. В горле ком тошноты. Ждать. Затаиться и ждать. Вонь в авто – это пот. Пот и въевшийся дым. Бесчисленных сигарет — Цепочкой погасших огней. «Скорая» едет прочь. Покореженный автомобиль Грузовик на себе увез. Труповозка. Мешки. Черный полиэтилен. Черный. Блестит. Блестит. Вжик. Увозят. И вслед. Смотрит. Жадно. Толпа. Кто-то плачет. Не все. Зеваки. Вспышки. Они Примчались, чтоб это снять. Газетчики. Нюх у них. Ну вот, опять тишина. Дождь припустил сильней. Улицы все пусты. Пьяный, шатаясь, прошел. Воздух сырой. Туман. Вновь он остался один. Так, оглянуться. Тишь. И тела увезли. Хлопает дверца авто. Как затекла спина. Выйти. Бочком подойти. Глянуть – сначала вскользь. Нет, не спешить, не спешить. Так, постоим. Вперед. Парк. И вокруг дома. Спят. И окна молчат. Мертвый город. Вперед. Вот оно. Мел и кровь. Кровь. И как бел мел. Контур. Мокрый асфальт. Ближе. Шаг. Еще шаг. Контур. Перешагнуть. Внутрь вступить. В кровь. О, не спешить, впивать. Взглядом, кожей самой. Чувствовать. Ощущать. Ноздри раздув, стоит. Веки прикрыл, молчит. Сосредоточься. Что? Выдох и вдох. Есть! Женщина. И испуг. В зеркальце лобовом. Вспышка чужих фар. Туша грузовика. Взрыв и жуткая боль. Скрежет металла. Вой. Крик. Столкновенье. Смерть. Столб огня в темноте. Время, замри, замри. Сосредоточился. Так. Как воду губкой впивать — Смерть, ужас и кровь. Голод насытить свой. Вижу, я вижу смерть. Я исцеляюсь так. Чтобы продолжить жить, Я выпиваю смерть. Я поглощаю боль. Ужас я жру и страх. С каждой секундой сильней. Кровь с асфальта лизать — Столько сил не придаст, Как просто стоять и смотреть В прошлое. В никуда. В то, чего уже нет. Вновь и вновь прокручу. Ужас. Крики и боль. Кровь. Столкновенье. Смерть. Вот он, наркотик мой. Я. Насыщен. Вполне. Мне. Тепло. Хорошо. Дозу. Свою. Получил. Ломка. Моя. Прошла. Да, привычка сильна. Смерть – это жизнь моя. Кровь чужая – мой хлеб. Мне на асфальте пир Приготовила смерть. Вот облегченье пришло. Все. До капли. До дна. Все. Пора уходить. Обратно садится. Мотор. Тронул авто. Дождь. Улицы как блестят. Черный и мокрый блеск. Все мерещится кровь. Спи, городок, спи. Карту он достает. Картой в авто шуршит. В безопасности. Прочь. Он насыщен вполне. Сигаретку еще. Ветер впустить в окно. Радио что жужжит? Поиск. Где еще смерть? Где еще взрыв и кровь? Удары ножом? Боль? Он по следу идет. Чует, что где-то смерть. Где-то пожива ему. Где-то смерть – чтобы жить. Скоро. Чуть потерпеть. А пока что – он сыт.